|
ОТ АВТОРА Я родилась летом 1914 г. на Украине в селе Белозерке, расположенном недалеко от Херсона. Родители мои были бедные крестьяне. Когда отца в 1914 г. угнали на войну, мать осталась един- ственной работницей в семье, состоявшей из бра- тьев и сестер моего отца и больного дедушки. Мать много работала - батрачила у священника. Во всякую погоду, в осеннюю слякоть и в зимнюю стужу, она задолго до рассвета уходила далеко за року, оставляя меня на попечение больного де- душки. Но как ни тяжелы были первые годы моей ма- ленькой жизни, они все же были моим <золотым детством> до того дня, как я заболела. Случилось это летом 1919 г., когда мне исполнилось 5 лет. И по сей день в моей памяти сохранились неко- торые моменты болезни. Так, например, я помню, что у меня был сильный жар, мне чудились по- жары, огненные бешеные собаки, которых я боя- лась и от которых стремилась убежать. Помню, однажды, когда я пришла в сознание, мать начала поить меня чаем с абрикосовым вареньем. Мне казалось, что я очень слаба, не хочу открывать глаза и поэтому ничего не вижу. Мать, которая все время ухаживала за мной (дедушка уже умер, остальные члены семьи отделились от нас, и мы с матерью остались вдвоем), я узнавала по при- косновениям, не открывая глаз. Но па этот раз мне захотелось глазами увидеть, где стоит варенье и какого оно цвета. Я открыла глаза,- так мне ка- залось, по не увидела, где стоит варенье, в чем оно и какого оно цвета... Я болела долго, это я хорошо помню, потому что, когда начала выздоравливать, то заметила, что уже холодно; и в самом деле, уже наступила осень. Но не осень была страшна. Страшно было то, что уже ни для меня, ни для матери не было утешения - ослепла я совсем и почти оглохла... А в стране была разруха, шла гражданская война, и, конечно, мать никуда не могла определить меня. Правда, она делала, что могла,- возила меня к врачам в Херсон, но как глазные, так и ушные врачи только гладили меня по голове да сочувственно советовали матери не падать духом. Отец не приезжал домой. Мать продолжала заниматься хозяй- ством, весной и летом трудясь в поле и на огороде, а осенью и зи- мой работая по найму. Обычно мать уходила из дома рано, и я, проснувшись, уже не находила ее в комнате; возвращалась она поздно вечером, когда я уже крепко спала. Таким образом, я была предоставлена самой себе; зимние дни проводила в хате, а летом играла в палисаднике под большим кустом сирени. Как повлияла глухота на мою устную речь и на мое умствен- ное развитие, об этом я не могла знать в то время. Можно лишь предполагать, что постоянное одиночество, беспомощность и почти полная изолированность от всего окружающего не слишком бла- гоприятствовали дальнейшему умственному развитию, а также улучшению нарушенной глухотой устной речи. В таких приблизи- тельно условиях проходила моя жизнь до зимы конца 1921- на- чала 1922 г. Вдруг мать заболела и вскоре совсем слегла в постель. Мне очень тяжело описывать этот период моей жизни. Я думала о том, чтобы кто-нибудь взял меня к себе, потому что мне - слепой и почти глухой слабой девочке - ухаживать за больной матерью было не под силу. Чем могла я ей особенно помочь? А болела мать, как я узнала потом, туберкулезом. Голодные годы граждан- ской войны дали себя почувствовать, и в нашей Белозерке на- чался голод. К весне у нас в хате не было ни одной картофелины, ни одной крупинки. Нам помогали, правда, соседи, но это была такая нерегулярная помощь, на которую особенно рассчитывать не приходилось. Я ослабела окончательно и не могла уже ходить, а мать умирала. Как-то к нам зашла моя тетя. Картина, которую она увидела, до того поразила ее, что она немедленно унесла меня к себе - я была уже в полусознании от голода. Через несколько дней я узнала, что мать умерла... Осенью 1922 г. Херсонский отдел народного образования на- правил меня в Одесскую школу слепых детей, где я пробыла до 1924 г. Попав в школу, я через некоторое время поняла, что там все учащиеся - слепые. На меня часто кто-нибудь натыкался, меня осматривали руками, спрашивали что-то. Я дичилась, много плакала и стремилась к зрячим людям. Старшие ученицы, воспи- татели и педагоги старались всячески развлекать меня - водили гулять, дарили различные безделушки, бусы, ленты, ласкали и пробовали чему-нибудь научить. Заниматься со мной индиви- дуально никто не мог, а присутствовать мне в классе было беспо- 27 лезно, ибо я пе слышала того, что говорил учитель. Обращаясь ко мне, громко кричали мне в правое ухо: па левое я оглохла сразу же после болезни. Через год после моего поступления в школу я окончательно оглохла и на правое ухо. Меня жалели, но ничем не могли помочь. Впрочем, меня водили к врачам, пытались лечить, поместили н детский санаторий, но все это было напрасно. По целым дням я просиживала в спальне в полном одиночестве. Меня даже не брали в город на прогулки, потому что при окончательной утрате слуха у меня нарушилось равновесие и я не могла ходить без посторонней помощи. Один одесский профессор, узнав, что в школе находится слепо- глухая девочка, сообщил обо мне в Харьков профессору Соколян- скому, который в то время был занят организацией учреждения для слепоглухонемых детей. В начале 1925 г. я была отправлена в Харьковскую клинику для слепоглухонемых. С первых же дней моего поступления в клинику слепоглухо- немых для меня началась совершенно новая, необычная жизнь. В то время в клинике было уже пять воспитанников. Нас окру- жили большой заботой, порядком, чистотой, к нам чудесно отно- сились работники, и я едва ли ошибусь, если скажу, что паши воспитатели, педагоги и сам И. А, Соколянский любили нас не меньше, чем своих родных детей. После того как я освоилась с новой обстановкой и привыкла к правильному, организованному образу жизни, со мной начали заниматься. Проф. Соколянский приступил к восстановлению моей устной речи, которая была нарушена после утраты слуха. Труды профессора увенчались успехом, и я снова стала владеть устной речью почти нормально. Конечно, я не могла слышать себя, не могла поэтому знать, как говорю. Но все, кто со мной раз- говаривал, ежеминутно поправляли меня, и мне никогда не раз- решали (да и теперь не разрешают) напрягать голос и говорить громко. Воспитываясь и обучаясь в Харьковской клинике, я закончила среднее образование и готовилась к поступлению в вуз заочно на литературный факультет и для этого еще в 1941 г. должна была переехать в Москву. Нападение фашистов на СССР помешало осуществлению моих намерений. 31 июля 1944 г. я прибыла в Москву, где меня встретили друзья, встретил и мой учитель И. А. Соколянский. Меня окру- жили вниманием и заботами, дали возможность продолжать учебу и работать. В настоящее время я работаю в Институте дефектоло- гии Академии педагогических наук в должности старшего науч- ного сотрудника> |